Илья Глазунов. Первыми работами, которые я увидела, были работы, посвященные Блокадному Ленинграду. Помню потрясение моей юности, щемящую боль, мои слезы. Эти работы — как молитва за блокадников, переворачивающие, очищающие душу. Боль, страдания с Божьим светом — замешаны на его палитре. Его молитва о войне. О войне, которую он сам пережил мальчиком, потеряв почти всех родных в Блокадном Ленинграде, умерших у него на глазах. Он чудом остался жив. Его вывезли из осажденного города через Ладогу, по дороге жизни под фашистскими бомбами. И смерть, и жизнь, и Россия. Выстоявшая Россия в его работах. И патриотизм, борьба за Свет, за Родину во всех его работах, — наверное, из Блокадного Ленинграда.
Для нас выставки в 1978, а затем в 1996-2000 в Московском и Ленинградском Манежах были, как звуки колоколов возрождения Родины, среди тогда еще разрушенных церквей, неопределенности и поиска опоры. Это был его соборный колокольный звон для нас. И мы шли и шли на этот звон. Стояли многолюдными очередями. Шли, как за спасением. Тогда, когда еще не пришло время активного восстановления церквей, он предвосхитил патриотический подъем и повел за собою. Это Русь звала к себе в его работах. Его набатный колокол звучал в Манеже по Москве. Он вел за собой своим творчеством. И каждая работа — удар колокола. И это мы — умираем и выживаем вместе с Родиной в его произведениях. Это он заставлял нас думать о судьбе Родины, мы шли к его работам, как за советом, за ясностью, за верой в будущее. Вот что значит художник. Вот что значит искусство. А то направление, которое пропагандируется сейчас современным деятелями от искусства, не дающее ничего ни уму, ни сердцу, скоро, я надеюсь, уйдет. Этот акционизм, как попкорн, побыстрее уж им наесться. Уйдет, не оставив и следа. Думаешь, как снова необходима для нас именно сейчас, во время духовной мобилизации, нашего укрепления, выставка Ильи Глазунова и ждешь ее в Манеже — «Храни Бог Россию!»
Из статьи «Храни Бог Россию!».
